Мифы о Богине Кали

Священные воды Ганга плавно текут по безмятежному небу и стекают на землю, чтобы дать возможность несчастным грешникам омыть тело и очистить душу. Когда богам седой таинственной Индии наскучивают небесные дрязги, они спускаются сюда, к нам на землю, собираются на зеленой жемчужной поляне, чтобы трепетно почтить Праматерь земли богиню Кали.

Сегодня, в этот час и на этой поляне, боги умиротворены и покойны, хотя все знают, какими они могут быть беспощадными, мстительными, невыносимыми. Страх и трепет, и глубочайшее уважение, да и просто любовь к Матери лишают их сегодня всех дурных привычек — этой постоянной борьбы за власть, за первенство, за обладание. Уж кому, как не им, знать, что черная, словно из эбенового дерева, Кали, если ее рассердить, может пребольно отшлепать, а то и разорвать в ярости.

Среди манговых деревьев, собрались боги, среди цветущих магнолий, на зеленой нежной траве. Вот к самой воде неслышно ступила Майя, богиня иллюзии, в прозрачных струящихся покрывалах, и вся она трепещет, и нельзя уловить ее лика.

Сам Брахма, владыка сущего, сидит в позе покоя, уставив в небо все свои четыре красных лика, и восемь рук его опущены вдоль тела; с величайшей горы Меру прилетел он сюда верхом на лебеде, чтобы поклониться Кали.

А темнокожий силач Кришна, победитель злых демонов, прислонился к дереву, ласково щурится солнцу, и легкий ветерок играет завитком счастливого теленка на его могучей груди. Спокоен, даже тих сегодня убойный, разрушительный Шива. Ясна и величественна Сарасвати, жена Брахмы, богиня речи, хозяйка наук и искусств. Их десятки здесь, их здесь сотни — богов и богинь Индии. Одни белые, как грудь лебедя, другие красные, будто пахали от зари до зари под летним яростным солнцем, а третьи и вовсе черные, как уголь, — и все они держат в гармонии мир и судьбу народов.

Вот и Кали вышла из храма своего, чтобы достойно принять почтительные восторги. Грозно, тяжеловато ступает она по земле, так что слегка сотрясаются горы, однако ж трава приминается, но не гибнет. Вступает в круг богов Матерь не одна, сопровождает ее прекрасная, нежнейшая Ума, и рядом с ее прелестью еще более нестерпимой кажется свирепость Матери. Одна бесподобно хороша, другая так же без подобия ужасна.

Пока боги почтительно склонились перед Кали и ее спутницей, давайте-ка понаблюдаем за двумя этими женщинами, героинями дня.

«Молодая девушка стояла на укромном месте воссоединения, собираясь приступить к благочестивому обряду. Она оставила на ступенях спуска свое сари и стояла совсем нагая, одетая только в ожерелья, серьги с качающимися подвесками да белую повязку на высоко подобранных пышных волосах. Ослепительна была прелесть ее тела. Все оно, казалось, состояло из обольщений Майи и было обворожительного цвета, не слишком темное, но и не слишком светлого оттенка, скорее напоминавшее позолоченную медь, дивное, со сладостно хрупкими плечами ребенка и упоительно выпуклыми бедрами, от которых как бы раздался в ширину ее плоский живот, с девическими налитыми бутонами грудей и пышным выпуклым задом, сужавшимся кверху и стройно переходившим в нежную узкую спину, чуть вогнувшуюся, когда она подняла свои руки-лианы и сомкнула их на затылке так, что стали видны темнеющие впадинки подмышек. Не только ее тело, но и лицо меж качающихся подвесок было прелестно. Носик, губы, брови и удлиненные, словно лепесток лотоса, глаза…» Хороша Ума, хороша; когда она вселяется в тело смертной, она становится именно такой.

А вот и сама Кали, Божественная, тоже ведь женщина. Но давайте зайдем в ее храм, бросим испуганный взгляд на ее изображение.

«Ужас вселяло изваяние Кали. Из-под каменного свода арки, повитой гирляндами черепов и отрубленных рук, выступал истукан, раскрашенный красками, опоясанный и увенчанный костями и членами живых существ, в неистовом вращении своих восемнадцати рук. Мечами и факелами размахивала Матерь, кровь дымилась в черепе, который, как чашу, подносила к устам одна из ее рук, кровь у ног ее разливалась рекой. Кали, наводящая ужас, стояла в челне, плывшем по морю жизни, по кровавому морю. Звериные головы с открытыми остеклевшими глазами, штук пять или шесть голов буйвола, свиньи и козы были пирамидой сложены на алтаре, и ее меч, их отсекший, острый, блестящий, хотя и в пятнах запекшейся крови, лежал чуть поодаль, на каменных плитах. Свирепый, пучеглазый лик Несущей смерть и Дарящей жизнь, бешеное, вихревое движение ее рук…»

Кажется, встретились они на этой поляне случайно, что совершенно разным народам покровительствуют они, так они несхожи, так противоположны, так несоединимы в одном сознании.

Но что это? Боги складывают дары к могучим, толстым, в пыли и цыпках, ногам Кали, но не забывают и нежную Уму, будто у той тоже праздник. И Кали, гордая и страшная, не сводит в гневе и ревности свои густые мрачные брови… Наоборот! Длинный ее язык подбирается, и губы растягиваются в нечто, похожее на улыбку. И вот, кажется, начинаются очередные обольщения Майи: будто воды Ганга начинают испаряться, и во влажном зное, в струящемся мареве видится нечто невообразимое и несообразное: нежная Ума и свирепая Кали сближаются, как бы проникают друг в друга, и вот уже нет Умы, а есть только одна Кали; и вот уже нет Кали, а в мире сияет одна нежнейшая Ума…

Да что же это с глазами нашими?! Уж не наслала ли Кали морок на нас, чтобы сбить с толку, запутать, завертеть, завихрить, и бешеное колесо рук Свирепой переходит в лебединые ритмы танца Умы…

А чтобы разобраться во всех этих непонятностях, надобно знать, за что же все-таки боги чествуют темную Матерь Кали.

Дело в том, что Мать всех миров и созданий уже дважды спасала мир и порядок. В седые времена асуры, злые демоны, враги людей и богов, нашли себе беспощадного вождя Махишу с головой буйвола и в жесточайшей битве, длившейся сто лет без передышки, победили богов. И хоть во главе богов стоял сам величайший Индра, все равно они были наголову разбиты и вышвырнуты с небес. Тогда, кстати, боги и узнали, каково жить людям, ибо они скитались по земле, подобно простым смертным, и так же трудно добывали себе хлеб насущный. Громоподобный злодей Махиша гоготал над ними, воцарившись на небе.

Боги же исходили в бессильном гневе, их уста изрыгали языки пламени, отдельные вспышки соединились в огромное огненное облако — это было облако гнева и жажды мщения, повисшее над Вселенной. Оно становилось все более плотным, оно тяжелело, оно обретало формы, и вдруг оно исчезло, и из него появилась она, Кали, женщина мщения. Пламя Шивы стало ее лицом. Бог смерти Яма превратился в ее волосы. Владыка солнца создал ее руки. Бог луны — ее грудь. Сила громовержца укрепила ее поясницу. Грозный судья своим пламенем укрепил ее ноги. Богиня земли вселилась в ее бедра. В пятках ее жил бог солнца. В зубах — верховный бог Брахма. В глазах — бог огня, В бровях — братья-близнецы, владыки утренних и вечерних сумерек. В носу владыка богатств и повелитель горных духов. В ушах — быстроногий бог ветра.

Разгромленные боги отдали Кали все свое волшебное оружие, и сейчас в ее руках были и трезубец, и боевой диск, и копье, и жезл, и лучи, и топор, и боги думали, что у нее не хватит рук. чтобы взять все оружие, но на все, на все хватило рук Извечной матери! Она плотно уселась на свирепого горного льва, приструнила его, а напоследок прихватила еще чашу с вином — и поехала воевать.

Кали издала рык не рык, клич не клич, вопль не вопль, а только горы зашатались и земля задрожала, и лев понес ее в битву.

Но и Махиша был силен, и войско его было несметно, тысячи тысяч, и все враз, скопом накинулись на Кали, на Калиюгу, как она теперь звала себя. Кони и всадники, колесницы и лучники, слоны и тараны, — всё обрушилось на нее, и на каждую ее руку пришелся то меч, то топор, то палица, то стрела. Матушка вынесла первый удар и пришпорила льва. Тот и сам был сгустком пламени, он кусался и жег, топтал и рвал, сметал гривой и сбивал лапой. А хозяйка, невозмутимо восседавшая на нем, выдохнула так, будто гасила пламя свечи, и из ее дыхания возникли тысячи воинов, ее помощников.

И тут началось! Колесо ее рук вращалось с такой бешеной скоростью, что демоны и разобраться-то не могли, какая рука кого пронзила копьем, кого удушила петлей, а кого швырнула в пасть льва, на дымящиеся крутые клыки. И всюду, где проносилась Матерь, лились потоки вражеской, демонской крови.

Махиша, однако ж, в бой еще не вступал; все думал, что его дружина справится и без него. Но тут понял: плохо дело, и заревел, и забил копытами, и завертел хвостом, и промчался по полю, все выжигая на своем пути. Смотрите, какая в нем была сила: ударит хвостом по океану — и тот в страхе выплескивается на берег; вскинет буйволиную морду — и рога разрывают тучи; заревет — и превращаются в песок неприступные горы.

А богиня поплевала на ладони да и набросила на Махишу волшебную петлю, и тут началась чехарда. Все-таки Махиша был не только ужасен, но и умел: превратился в льва и выскользнул из петли. Но и Матерь в ратном деле была не только ужасной, но и терпеливой: взмахнула она мечом времени и отсекла животному голову. Но за какую-то долю секунды до полной гибели Махиша успел превратиться в человека — и его сразила Кали, а человек стал слоном, а слон буйволом. Матерь была упорна — рубила хоботы, вырывала рога, а когда ей опротивели бесконечные превращения Махиши, она глотнула из кубка вина и расхохоталась сумасшедше. глаза ее разгорелись шалым блеском; между раскатами громового хохота она еще крикнула Махише: «Реви, безумный, пока я пью вино!» — и подпрыгнула, как ведьма, и сверху обрушилась на демона, и придавила, продолжая хохотать, так что тому, раздавленному, ни во что больше превратиться не удалось. Кали пустила в ход копье, поджидая последней уловки демона. Тот хотел было выскочить из собственной мерзкой пасти, но Матерь мира была наготове и быстро отсекла ему голову.

Что же тут было! И песни, и пляски, и слезы радости. Боги преклонились перед Извечной матерью, а та — усталая, окровавленная и добродушная теперь, после столь тяжкой победы, сказала богам:

— Всякий раз, когда вам будет грозить опасность и большая беда, о небожители, взывайте ко мне, и я приду вам на помощь.

А сказав это, скрылась в своих недоступных храмах, чтобы зализать раны и чтобы не разнеживаться в похмелье победы и быть в постоянной боевой готовности.

Так как же ей не быть грозной и страшной, этой Святой матери, если злые демоны, пользуясь беспечностью богов, то и дело грозят уничтожить миропорядок? Как же ей не быть оскаленной с длинным красным языком, если иногда и секунды нет на размышление и в бой вступать надо, что называется, с ходу… Матерь всего сущего, она за все в ответе, и ей-то лучше знать, в каком обличии встречать врага. Заметьте, между прочим: в страшном своем обличий она появилась только на поле боя, а после драки исчезла, и как она в мирное время выглядит — никто и не задумывался. Да и забыли, честно сказать, о ней. Не нужна стала.

Только спаленные солнцем крестьянки южной Индии и помнили о ней, пробирались по непролазным чащам, приходили в недоступные храмы Матери и приносили ей жертвоприношения: козленка, плодов разных, вина немного. Они-то, крестьянки эти, знали, кто спас их, кто спасет их всегда, кто не даст погибнуть в жуткий час. Новые боги нарождались, славу им пели, забываться стала Великая матерь. Мир на земле. Цветы, птички. Кама — бог любви резвится, постреливая из волшебного лука во все стороны, и жертвы его счастливы. Беспечность от края до края.

Но демоны разве дремлют? Силой новой и неодолимой налились братья Шумбха и Нишумбха, такой силой, что и Махиша бы позавидовал.

И началась новая война богов и демонов. В горах укрылись разбитые боги, там, где с неба падает священный Ганг и начинает свою земную жизнь. Больше прятаться негде. Конец. Тут-то и вспомнили Матерь сущего.

— Защити Вселенную, о Великая богиня! Защити, о Кали, непостижимая даже для богов!

Ждали боги, ждали, дождаться не могли — и опешили. Из дремучих лесов, из глухих пещер должна была появиться свирепая Матерь, а возле вод Ганга явилась нежная Ума, столь же прекрасная, сколь и беззащитная. Опечалились боги: не та женщина нужна им сейчас.

И вот тут-то и случилось чудо из чудес. Тело прекрасной Умы как бы раздвоилось, расслоилось: она, нежная и прекрасная, осталась тут же, но рядом с ней, из нее возникла Неотвратимая матерь, наша знакомая Кали. Возникла и сказала:

— Это меня славят и призывают боги, которых опять теснят демоны. Меня, великую Кали, призывают они. Меня, гневную и беспощадную воительницу. Но знайте, мой дух заключен, как второе я, в тело нежной Умы. Суровая Кали и прелестная Ума, мы два начала единого, два лика Великой богини…

Кто небрежно отзовется обо мне, свирепой Кали, от того отвернется Ума; кто оскорбит Уму, будет иметь дело со мной, Свирепой…

Вот же, оказывается, какая штука, какое чудо! Пока один лик Великой матери жил в труднодоступных храмах, тренируя свой дух для беспощадной борьбы со злом, другой ее лик жил в ясности и неге, в красоте и мягкости, в ласках и обаянии. Ах, Ума, Ума, да знала ли ты сама, что прячешь в себе, что скрываешь?

Кали такая черная — как гнев, как ярость, как испеченное солнцем лицо старой крестьянки, а ты такая белая, такая нежная. Кали одета в шкуру пантеры, и на шее ее ожерелье из черепов, а ты. нежнейшая, ходишь в белоснежных сари и сандалиях из цветочной пыльцы, на ногах твоих серебряно звучат колокольчики, и от твоего голоса выпрямляются лилии в прудах — что общего между вами? Ты — жизнь, она — смерть. Ты — радость, она — ужас. А еще сплетничают, что в конце веков Кали опутает мир тьмой и уничтожит его. А ты, Ума, ты вся для жизни, для любви.

И вновь победила Кали, спасла мир от гибели. Не помогли никакие уловки Шумбхи, а ведь он умолял Кали стать его женой.

Ну, а после боя — что ж, опять в темные леса. Опять один ее лик пугает поклонниц, пришедших с жертвоприношениями, зато другой ее лик нежится в любви.

Есть и у нее, когда она Ума, свои слабости, есть.

Нежна она и заботлива, спору нет, но не очень-то любит заниматься домашним хозяйством. Не то чтобы неряха, но не лежит к быту душа. Все, конечно, сделает, но без любви. Ну не ее это дело. И опять забывают о ней боги до следующего огромного горя.

Но ежечасно помнят о ней, даже сами не зная об этом, каждый жених и каждая невеста. Получает жених невесту из рук родителей и говорит:

— Я воспринял ее! Это я, это ты, я — небо, ты — земля, я — лад песни, ты — ее слово, вместе пройдем одной дорогой.

Ничего вроде бы необычного, но если знать, что эти слова не молодые сами придумали, и даже не старые старики, а что сложила их Кали, то как-то по-другому к ней относишься. Она — Свирепая, и вдруг — такое? Да разве только это?! Несущая смерть, она, оказывается, руководит всеми шалостями бога любви Камы, и без ее ведома ни одна его стрела не попадет в цель. Вот так Свирепая…

Она же — средоточие всей любви, разлитой в мире. Она — любовь плотская, грубая, как схватка деревенских драчунов, и она же — бесконечная Материнская любовь, она — сострадание и надежда, потому к ней и приходят как к Матери-заступнице, слегка вздрагивая от всех этих черепов и костей — а что делать? — не мы и даже не боги придумали этот мир, и в нем надо не только родиться, но и выжить, и жить, а для этого надо защищаться и защищать все, что ты любишь, а Темная матерь любит все живое и терпеть не может всякую демоническую сволочь.

Сила всех мужских богов — от нее, от Матери мира. Пусть сколько угодно будет почитателей у Шивы, но без Кали у Шивы не достанет сил даже для того, чтобы пошевелиться. Если бы Кали на один миг закрыла глаза, Земля бы рухнула. Да что там Земля! — весь космос, со всеми богами и дьяволами. Вот тут и повертись, поживи-ка, веки не сомкнув ни на миг!

Устает, конечно же, но материнская забота сильнее усталости, и благодаря этому мир живет и будет жить.